Отцу Александру Орехову тридцать пять лет. Он живет в большом селе Хороль в
Приморском крае, служит там настоятелем в церкви Рождества Богородицы.
Русский Дальний Восток, как и Сибирь, – территория, которая стремительно
лишается людей. Отсюда уезжают, рожают мало.
Но у отца Александра многолюдная семья – семеро своих и двое приемных.
Двухэтажный дом, хозяйство, уверенность и силы.
15 февраля (Статья опубликована 4 февраля – прим. ред.) отцу
Александру предстоит очередной суд. Четырнадцатый по счету. Местные
чиновники объявили священнику войну. Они полагают, что у него слишком
много детей.
То и дело из разных мест приходят известия о том, как детей отбирают у
родителей за неоплату по ЖКХ. Но история с отцом Александром – что-то
новенькое. Здесь аргументов нет. Получается, детей решили отобрать
просто потому, что большая здоровая семья с любящими родителями
раздражает, выглядит вызовом на фоне тоскливой реальности. Хотя сразу
скажу: причина понятна. И ее в разговорах со священником чиновники не
скрывают. Им нужны ничейные дети. На ничейных детях можно навариться.
Увы, многие детдома заинтересованы в увеличении количества
«воспитанников» – тогда увеличиваются дотации, которые можно
разворовать.
Отец Александр прилетел в Москву на несколько дней. Пытался
встретиться с кем-то из депутатов. Тщетно, у них нет времени. Да и
журналистов почему-то его история слабо заинтересовала. Но случилось
так, что мы с ним встретились. И я расскажу вам историю отца Александра
Орехова. Я ему верю. Тем более – перед возвращением домой священник
трогательно прошел тест на «детекторе лжи», подтвердивший правдивость
его слов.
Отец Александр очарователен. Высокий, светлоглазый, светловолосый,
волосы забраны в пучок, лицо ясное, терпеливое, юное. Он чем-то
напоминает одного из героев картины Корина «Русь уходящая». Прошу его
сказать о себе. Родился во Владимире. Еще в детстве записался в
библиотеку, читал книгу за книгой, не мог оторваться – искал смысл
жизни. Поступил в Москве в педагогический университет, окончил
художественно-графический факультет. Во время учебы начал работать в
изобразительной студии «Святой Лука» и пришел к вере. Ездил в Приморье,
где на берегу океана расписывал восстанавливаемые храмы. Там, в
Приморье, и познакомился с Еленой, будущей женой, она из многодетной
набожной семьи, из деревни Благодатное. Потом была офицерская служба в
армии, в ракетных войсках, под Читой. Командир, рьяный мусульманин,
проникся тем, что офицер Орехов православный и хорошо рисует, и разрешил
ему расписывать храм Архангела Михаила возле воинской части. Из армии
Орехов вернулся не домой, а в Приморье. Прошел курс духовного училища во
Владивостоке, женился. Был рукоположен. Получил церковь в селе Хороль,
где и поселились. «Окопались», – улыбается он. Стали рождаться дети. В
какой-то момент Ореховы решили отправиться в детский дом и взять еще
детей. Детдом расположен в приморской деревне Ярославка. Детей отдавать
не хотели.
- Мол, странно – попу детей даем. Я говорю: «Вы что, телевизор не
смотрите? У нас все наши главные со свечками стоят и на Рождество, и на
Пасху». Отвечают: «Ну, раз так, ладно, берите…»
Сереже и Жене было по шесть лет, родителей они не знали. Сережа
смутно вспоминал, как совсем малышом ездил с кем-то в Китай. От Жени
мать отказалась еще в роддоме. Одичавшие пацанята, речь их состояла из
мата, и они даже не подозревали, что это плохо. Не умели считать и
читать. Отец Александр обучил их грамоте. Они быстро освоились в семье,
браниться перестали, стали ходить в хорольскую школу.
- А я ждал, что могут детей отобрать. У соседей забрали. Приехала
комиссия. Нормальная семья, обычная, да, мужик иногда запивает. И вот
такая картина. Стоит хозяин, мнется возле трактора, жена его ребенка из
дверей ведет, закутанного, шарфик поправляет. И плачут все: он, она,
мальчонка. Ревет баба в голос и ведет его к этим… «представителям
опеки». А дальше – в детдом. Я посмотрел и твердо матушке говорю: «Будут
детей забирать – не отдам». И точно! Пожили Сережа с Женей у нас три
года, подросли, родными стали. Вдруг заявляется комиссия. «Как
обстановочка? Какие условия? Ничего детям не запрещаете?» – «Да что
запрещать… Мультики смотрят. В игры играют. У меня шесть компьютеров в
доме, интернет спутниковый. Лучше других живем. Все довольны. Вы у ребят
спросите». – «Нет, а что это у вас на стенах? Зачем детей травмируете?»
– «Разве ж это травма?» – отвечаю. А у меня матушка в большой комнате
стены синим цветом покрасила и прилепила звездочки и планеты, золотые и
серебряные. «Значит так, Александр Борисович, мы сейчас детей в больницу
отведем. С ними психолог поговорит. И вернем обратно, не переживайте».
Собрали мы Сережу с Женей, дошел я с ними до сельской нашей больницы,
всю дорогу словно кто мне шептал: «Обманут!» Ввели их туда, меня
оттеснили и перед носом железные ворота захлопнули. И кричат: «А ну
давай отсюда!» Вернулся я домой, и загоревали мы. Звоню во Владивосток
опекунскому начальству: «Что вы делаете?» Отвечают: «Далеко до вас
ехать, но разберемся. Не переживайте. Поймите, у нас разнарядки, кого-то
же надо прав лишать». Одно у них – «не переживайте». На рассвете стук в
дверь. Дети! Оказалось, Сережка с Женей из окна больничного выпрыгнули,
через забор перелезли и к нам прибежали – по снегу босиком. Недолго мы
радовались. Назначают суд. Выходят обвинители: дети плохо одеты,
неаккуратные, во всем подчиняются приемным родителям, школу не посещают.
Как не посещают? И бумажка есть: чаще всех посещали, они ж у меня ни
разу не болели, не простужались, за четыре года пропущено всего девять
занятий. Они образцовые, всегда чистые, учатся хорошо. Судья меня
слушать не стала и постановила: детей изъять. Суд шел пятнадцать минут. И
в тот же день ввалились к нам в дом приставы – мощные парни. Мальчишки
убежали, целый день по селу ходили, устали, вечером вернулись,
спрятались в курятнике. Но их засекли и сцапали. Тащат волоком к машине.
Сережа плачет: «Отстань дядька, отпусти!» Женя извивается, царапается. А
тетка, что приставов привела, нам с матушкой выговаривает: «Вот они,
плоды вашего воспитания». И поместили наших мальчиков в детдом, запретив
нам с ними видеться.
Дальше в жизни отца Александра Орехова начались бесконечные суды.
Чиновные инстанции не любят признавать свою вину и отдавать «сцапанное».
Местные власти грозили забрать и остальных деток. Священник не
отступал. Несколько раз мальчишки бежали из детдома, их ловили на трассе
и возвращали, на них давили, требуя подписать показания, что священник
«заставлял поститься», но дети всякий раз просились обратно. Состоялось
двенадцать судов, последний – во Владивостоке. И на всех принималось
решение: детей Ореховым вернуть. Как водится, юридическая казуистика
способна парализовать любое дело. Священник приходил в опеку, к
приставам, приезжал в детдом, и все пожимали плечами: «А где написано,
что именно мы должны возвращать вам детей?» Наконец состоялся
тринадцатый суд, и процесс возращения был установлен.
За Женей отец Александр приехал в детдом.
- Как он увидел меня, говорит: «Папа, бежим». И мы скорей-скорей
оттуда, чувствовалось, что если не будем быстрыми – остановят. С Сережей
они уже подготовились. Решили скандал устроить. Прихожу, полная комната
женщин из опеки. Сережа подскочил, прижался. Они: «Пусть он остается, а
вы гуляйте». – «Да как же? Вот постановление суда!» – «Знать ничего не
знаем». Прижимаю Сережу, иду с ним к дверям, тетки обступили, орут, как
ведьмы на Лысой горе, и тянут ребенка с ожесточением. Одна за волосы
меня схватила, вырвала клок, даже резинку сорвала. Мы с Сережей на
улицу… и домой. Дома дети веселятся, Сережа с ликованием излагает, как
мы еле ноги унесли. Но чувствую: неспроста потасовку затеяли.
Посоветовался с юристом знакомым и подал иск, что ребенка не пускали,
волосы мои рвали. Как в воду глядел! Тетки, оказывается, в тот же день
иск состряпали: якобы я их пихал, а одной девице в нос заехал. Никаких
следов, конечно, нет. Но врут нагло. И ведь зачем? Если меня осудить,
приписать хулиганку, значит, скверный из меня родитель. А тут глава
сельской администрации вызвал и старую песню завел: «Отдай детей! Отдай
детей! Не отдашь – все равно заберем». – «Не отдам, пока жив. Любим их. И
они нас любят, только с нами им быть охота».
Священник замолкает. Молчу и я. Спрашиваю:
- Отец Александр, вроде понятно: разнарядки, желание детдома и разных
служб получать деньги за детей, жестокость чиновной машины, которая не
умеет проигрывать. Но ничего все равно не понятно! Не понимаю я, как же
так: вместо того чтобы вас поощрять, поддерживать, вами гордиться, вашу
семью мучают? Где власти повыше, где губернатор?
- Какое-то гонение сатанинское, да? – мягко улыбается он.
